|
последние статьи >>
полный список статей >>
статьи категории Персоны >> |
Евгений Иванов: «Художник ставит диагноз обществу» |
 На фестивале современного искусства «Арт-Москва»представлена работа «Эру милосердия» новосибирского фотохудожника Евгения Иванова.
21.05.2008
Категория: Персоны
|
Фестиваль современного искусства «Арт-Москва» проходит в столице в мае этого года. Обширная экспозиция «Евангельский проект» развернулась в залах галереи Марата Гельмана, которая гвоздем программы выставляет «Эру милосердия». Это скандальное фото целующихся милиционеров арт-группы «Синие носы», куда входит новосибирский фотохудожник Евгений Иванов. Именно эта работа не так давно оскорбила эстетические чувства министра культуры Александр Соколова. Теперь он таковым не является, а «Синие носы» взлетели на пик славы.
– Евгений, к сожалению, экс-министр культуры Соколов не одинок. Базовая стратегия группы «Синие носы» понятна только специалистам. Обывательское мнение таково: этим может заниматься каждый; актуальным художником становится тот, кто не умеет рисовать и писать маслом; эпатаж – их конек и самоцель.
– Конечно, квадрат Малевича может нарисовать любой дурак! А почему эта работа так ценится? Впрочем, тема квадрата – отдельный разговор. Одни месяцами малюют одни и те же пейзажи, а другие способны за 15 секунд придумать идею. Это и продается – креатив, идея. Конечно, и здесь хватает профанации, но лучшие представители актуального искусства ищут, экспериментируют, не хотят повторяться, не занимаются эпигонством.
В Новосибирске долго не воспринимали всерьез арт-группу «Синие носы». И вдруг оказалось, что они входят в двадцатку лучших деятелей современного искусства России. Мне безумно интересно находиться на одном острие с Вячеславом Мизиным, который теперь работает в Москве. Интересно, как все развивается, во что перетекает, что будет дальше. Интересна и реакция общества на новшества, которые выходят за границы привычного понимания и обывательских стереотипов.
– Куратор отдела современного искусства Третьяковки Андрей Ерофеев назвал вашу группу самым ярким явлением на горизонте российского искусства рубежа XX-XXI века. И один из самых громких ее проектов – «Эра милосердия», который сейчас участвует в «Арт-Москве». Как он начинался?
– Три года назад мне позвонил Мизин и сказал: «Женя, есть идея, но для нее нужен чисто русский фон!» Мы обычно понимаем друг друга с полуслова. Я выбрал место в ботаническом саду и снял на фоне березок, как двое милиционеров целуются. Это многослойная работа, которую мы показывали на разных выставках и имели успех.
И разразился скандал. Министр культуры Александр Соколов в октябре 2007 года, незадолго до открытия в Париже выставки «Соц-арт: политическое искусство в России с 1972 года», назвал это произведение порнографией и позором России. Благодаря ему «Эра милосердия» не попала в Париж. Мы назвали это художественной цензурой. Отдел современного искусства Третьяковской галереи, курировавший парижскую выставку, подал против Соколова иск по защите чести и достоинства.
А на днях мне позвонил председатель Российского союза фотохудожников Андрей Баскаков и сообщил, что «Эра милосердия», повисев на самом видном месте «Арт- Москвы», ушла за очень хорошие деньги.
– И кто купил?
– Пока не выяснял, хотя интересно было бы узнать.
– «Синие носы» заявляют, что свои произведения они адресуют пионерам и пенсионерам… Это издевательство? Ведь данным категориям граждан какой как раз чужды их сарказм, гротеск, пародирование, насмешка над банальными ценностями.
- Пионеры и пенсионеры – это телезрители, а темы «Синие носы» берут из телевизора, который долбит нам с утра до вечера одно и то же. Другое дело, что художник интерпретирует эти темы согласно своему внутреннему миру. А со временем всплывают новые темы, которые, оказываются, были здесь заложены.
В день инагурации президента я снимал митинг в Нарымском сквере. Меня остановил подполковник милиции: зачем это вы снимаете милиционеров? Мало ли что? Вот в Интернете что творится – целующиеся милиционеры!
Я убедил его, что ничего запретного не снимаю, но через некоторое время вернулся и признался:
– Вы знаете, я и есть тот автор, который снял «Целующихся милиционеров».
У него округлились глаза:
– Я бы хотел познакомить вас с нашим генералом!
9 мая я сам предложил этому генералу обсудить проблемы взаимодействия СМИ и милиции, которая не дает нам исполнять прямые обязанности.
– Вы Иванов?! – ужаснулся он. И отказался со мной разговаривать.
А во время Дельфийских игр, где я участвовал в жюри (это был уникальный случай, когда я не брал в руки фотоаппарат), вдруг в разговоре с коллегами всплыла тема, насколько название влияет на восприятие искусства. И если, допустим, «Эру милосердия» мы назвали бы «Оборотни в погонах», то она стала бы абсолютно лояльной работой, подчеркивающей борьбу властей с оборотничеством. Картинка не изменится, но обнаружит такое содержание, такую внятную, человеческую и социальную, позицию, против чего генерал милиции возразить не сможет. Удивляюсь, насколько глубоко копает Мизин, ведь идея этого проекта возникла у него как раз в самом начале борьбы с оборотнями и, возможно подсознательно, он заложил сюда тему двойственности человека, актуальную в любое время.
Одна из главных функций художника – постановка диагноза обществу, с чем Мизин превосходно справляется. Отношение к художнику показывает, насколько общество адекватно воспринимает систему духовных ценностей. Человек воспринимает искусство настолько, насколько к нему готов. Глядя на небо со звездами, физик и лирик, прозаик и поэт, богач и бедняк видят его по-разному.
- Отсюда вопрос – насколько новосибирская аудитория готова к восприятию актуального искусства и есть ли вообще смысл продвигать его в Новосибирске?
– Игорь Борисович Гриневич – главный художник оперного театра – при обсуждении проблем арт-бизнеса заметил, что сегодня происходит возврат к реализму. Понимаете, если обычному бизнесмену (не филологу, не литератору) дадут на выбор Бродского и Есенина, то он выберет Есенина. Потому что в такой поэзии все ясно, никаких интеллектуальных усилий прикладывать не надо. Если бизнесмену предложить Шишкина и сомнительную для него инсталляцию, он выберет пейзаж, где кора сосен светится на солнце и блики играют на траве.
Конечно, в Новосибирске современное искусство непопулярно. Сюда готов вкладывать деньги Алексей Казаринов, который умеет зарабатывать на другом поле, – он человек искусства, человек креатива, ему взаимодействие с людьми, которые могут придумывать что-то новое, принципиально важно. 21 мая он презентовал галерею современного искусства NO SOAP в расширенном формате. По сути, это единственная галерея современного искусства в Новосибирске. Мне он предложил быть куратором таких выставок. Быть куратором я не готов, а сокуратором – с удовольствием. Если актуальному художнику Константину Скотникову интересно выращивать и продвигать молодых художников нашего города, чем он всегда занимался, то мне – привозить и показывать проекты уже состоявшихся мастеров. Свою задачу я вижу именно в этом.
– Евгений, вас знают как одного из самых действующих художников Новосибирска, причем работающего в самых разных направлениях фотографии. А как разобраться в бурном потоке современных течений не профессионалу, но человеку, интересующемуся искусством? От чего оттолкнуться, какие ориентиры избрать?
– Сегодня для оценки искусства не может существовать общих критериев – это при советском строе искусство и культура обслуживали идеологию. Однажды искусствовед Владимир Назанский обмолвился, что все, что делалось в Советском Союзе, ему глубоко противно, я с ним согласен. Да и фотография существовала тогда в рамках художественной самодеятельности, специальное фотографическое образование негде было получить, в то время как на Западе она была самостоятельным направлением в искусстве.
Теперь, считаю, установилась нормальная ситуация. Фотохудожники, в том числе новосибирские, работают в разных жанрах и направлениях, а общее у них только одно – они что-то производят с помощью фотокамеры. Достаточно осмысленно и осознанно творят в Новосибирске Костя Ощепков, Сергей Кристев, Андрей Шапран, Владимир Дубровский, Эдик Левен, Андрей Пашис, Света Бакушина. Один не лучше или не хуже другого, а просто все разные. Даже Ощепков и Кристев, которые работают на одном жанровом поле, – два абсолютно непохожих художника. И для оценки творчества Ощепкова я ищу одни критерии, а для Кристева совсем другие. Важно выстроить иерархию, систематизировать среду, чтобы было понятно, кто есть кто и чем занимается.
– С триумфальным шествием технического прогресса стали стираться грани между профессиональным и непрофессиональным творчеством. Камеру может взять в руки любой, кажущаяся легкость исполнения фотоснимков притягивает в эту область толпы дилетантов. Как относиться к этому?
– Оттого что люди освоили компьютерный набор, Львов Толстых не появилось больше. Как в литературе не каждый умеет построить фразу, так в фотографии не каждый умеет работать, например, с подбором объекта. Если Андрей Шапран едет черте куда и находит интересную фактуру, то 70 процентов фотографов снимают что встретится, а потом удивляются, почему их работы никому не интересны.
Когда ты достиг определенного уровня – и человеческого, и профессионального, – ты можешь легко отличить, что за одними и за другими картинками стоит.
– Евгений, 11 июня в Краеведческом музее открывается ваша фотовыставка «Анатомия балета». Вы снимаете эту серию не первый год. Вам повезло, что вы работаете штатным фотографом в театре опера и балета?
– Фотографией занимаюсь с 76-го года, но до определенного момента это было полумаргинальное творчество. Во времена перестроечной разрухи сделал вынужденный перерыв в творчестве и ушел в коммерцию. А когда искусство фотографии начало возрождаться, я вышел на фотографическую арену. Я всегда уважал оперный театр и считаю за счастье общаться с этими людьми. И конечно, мне повезло, когда в оперном открылась вакансия фотографа и я прошел творческий конкурс на эту должность. И сразу увлекся фотографией балета. У меня появилась техническая возможность снимать балет из-за кулис, то есть изнутри, откуда никто балет не видит.
Председатель новосибирского отделения союза фотохудожников Андрей Лашков готовил фотосалон «Сибирь-2000» и предложил мне принять участие. Первые пять работ будущей серии «Анатомия балета» были выставлены именно там. Впоследствии я стал развивать это направление, но не могу сказать, что за восемь лет сделал лучше, чем те первые снимки. Не люблю повторяться, при потере новизны мне становится неинтересно, но хочу развить эту тему, найти здесь принципиально новый ход.
Главное, к чему я стремлюсь – запечатлеть движение. Вместить в кадр как можно больше времени. Чем больше времени записано на кадр, тем интереснее. Благодаря этому возникает атмосфера таинственности, необъяснимости. Мистическое ощущение!
– Так можно сказать о каждой постановке?
– Не каждая девушка фотогенична – то же самое можно сказать и о балете. Я люблю снимать «Жизель» и «Лебединое озеро».
– Чем это отличается от заказной съемки, когда вы работаете для театра?
– На такой фотографии должно быть четко показано, насколько хорошо станцевала балерина, насколько технично. При оценке танца существует набор определенных критериев. Если на фотографии заметен, скажем, плохой подъем, если некрасиво смотрятся пальцы, колени, то такую фотографию надо рвать на части! То есть с технической точки зрения балерина должна смотреться безупречно. Если при этом автору снимка удалось передать еще и образ, настроение, то такую фотографию можно считать гениальной. «Анатомия балета» с этой точки зрения для балерин бесполезна. Но они понимают, что выступают здесь только в роли объекта съемки, а самое важное для меня – мое художественное видение. То есть эта серия интересна не тому, кто делает балет, а тому, кто приходит его смотреть.
– Вы говорили о том, как название может повлиять на понимание работы. В данном случае нет ли противоречия замысла этой серии и ее медицинского названия?
– Возможно. Мой учитель Лашков умеет придумывать названия, которые дают новый смысл его сериям. Название должно быть звучно, содержательно, неожиданно. Придумать не описание фотографии, а образное название – большая головная боль для меня.
Для меня важнее всего содержательная сторона фотографии. Я пришел в искусство, чтобы понять, что такое жизнь. Искусство – это определенный инструмент познания. Это банально звучит, но реально абсолютно работает. Вот стал снимать ветеранов Великой отечественной – и многое понял о людях, которые воевали.
– Мне кажется, ветеранская серия – самая значительная в вашем творчестве.
– Серия, посвященная Дню победы, для меня самая дорогая и самая лучшая – и с содержательной, и с технической стороны. И я знаю, что ее надо развивать. Когда я приступил к этой серии, столкнулся с социально интересным явлением. В советское время коммунисты создавали такой зоопарк – садили фронтовиков в золотые клетки и показывали всему миру. Какие они были заслуженные – другой разговор, но государству нужны были живые идолы, которым все должны были поклоняться. Им полагались и квартиры, и машины, и телефоны – а потом ситуация изменилась. Что из этих идолов получилось? К чему они пришли? Как прожили жизнь? Мне было очень интересно увидеть, что с ними сейчас. С одной стороны, восхитился, с другой – ужаснулся.
– Серия получилась еще и благодаря приему панорамной съемки?
– Раньше я считал что панорамную съемку выбирают фотографы, которым нечего снимать. Это формотворчество, причем достаточно глупое, профессиональная наработка, с помощью которой можешь замаскировать отсутствие содержания. Я видел много пейзажных панорам, которые стало достаточно легко делать благодаря компьютерным технологиям. Но комнатных панорам я не видел. Приступив к ним, понял, что здесь присутствуют все жанры фотографии: портрет, натюрморт, репортаж. Получается застывший фильм, который можно долго рассматривать, в нем смонтирована абсолютная реальность. Квартира старого человека – это панорама его жизни. Он стоит в лодке, а фараон отправляет его в загробный мир, и отплывающий берет с собой, что ему дорого. Вот он прожил жизнь, накопил багаж – одной ногой стоит в могиле и все что прожил, показывает. Игорь Гриневич точно подметил в моих снимках ощущение смерти. Снято то, что уже находится за жизнью.
– Что для вас важнее в художественной фотографии, интуиция или математический расчет?
– Для художника самое важное – интуиция. Сколько ни просчитывай тональную перспективу, золотое сечение и прочая, прочая, может получиться холодная, бездушная работа. Настоящее искусство сделано на том, что послано с небес.
Яна Колесинская<0> |
| 21.05.2008
|
Все архивы статей за прошедшие периоды:17 апреля 2008 - 06 марта 2009, (25)
|
![]()
|
![]() |
![]()
|
![]() |
![]()
|
